Історія подана мовою оригіналy

Врачи вынуждены были покинуть Снигиревку, чтобы не пострадать от оккупантов, а медсестры остались. Ходили на работу и делали перевязки раненым землякам

Я работаю в больнице. Никуда не выезжала. Дети мои выехали после того, как моего сына россияне избили. Он неделю не мог встать с кровати. А потом они потихонечку выехали из нашего города. А мы остались. Мама у меня старенькая, 75 лет ей будет. Куда нам выезжать? А вернуться потом куда? Да и работу я не могла бросить, потому что мирных жителей тут оставалось много, им медицинская помощь нужна. 

Моя тетка работала на Херсонской таможне в санэпидстанции. Утром звонит и плачет: «Алла, война!» Я сказала, что быть такого не может. Не могу передать, какой у меня был шок. Отказывалась в это верить. В первые дни войны пошли на работу все девочки. Раненые были разные. Было очень страшно. А потом начали рашисты «прессовать» наших докторов, и они вынуждены были выехать, у них выбора не было. А медсестры – младший, средний персонал – остались и горожан наших спасали от осколочных ранений. Все делали свою работу.

Было тяжело очень. В первые дни нам соседи верующие помогли гуманитаркой. А потом были черные восемь месяцев, даже почти девять.

Страшно было ходить. Меня россияне третировали, и телефон забирали, и пугали прикладом, пока не потеряла сознание. А если бы не потеряла, то, наверное, они бы меня прибили. Они по квартирам лазили, по домам. Приятного мало. 

Аптеки, которые выезжали, лекарства везли в больницу, чтоб был запас. Люди все бросали и уезжали, особенно когда 19 марта россияне зашли. Это вообще было самое страшное, что только может быть. А потом паспорт надо было носить постоянно, потому что на каждом углу документы проверяли. 

Мама очень долго не могла выйти из дома. К нам прилетело во двор, на огород. Потолок упал в комнате. Нам дали шифер, пленку, мы немного прикрыли. Что-то покупали сами. Половина дома была раскрытой. Мы ждали каждый день, когда уже будет освобождение. С соседями помогали друг другу, сплотились. 

Было очень страшно, когда забирали соседей в автозак. И мы все ждали и выглядывали, молились, чтобы их вернули. Забирали молодых парней. И соседа моего тоже – вместе с зятем. 

Есть люди – предатели, которых мы знаем. Теперь уже видно, кто есть кто. После того, что мы пережили, стало понятно, кто чем дышит. 

Было очень страшно, когда авиабомбы летали. Меня третьем этаже от взрыва вместе с диваном подкинуло. Страшно было, когда вертолеты над городом летали, стреляли. Я такого в жизни не видела никогда. Когда по больнице лупили так, что окна лопались, тоже было страшно. 

В последний раз нас обстреляли ракетами С-300. Погибли двое детей из села. В больницу тоже тогда прилетело. Там яма, наверное, метров пять глубиной. Может, я и преувеличиваю, но очень глубокая. И все окна посыпались. 

Мои дети поехали скупиться в Березнеговатое, и их не пустили назад, въезд перекрыли. Моя невестка – инсулинозависимая, она очень боится остаться без лекарств, и они выехали в Одессу. Там все же спокойнее. 

У нас связи и света вообще не было. Мы в больнице заряжали телефоны. Были генераторы. На одну точку ходили и звонили, пока телефон не забрали. Это недалеко от больницы. 

А потом уже наши им такой удар нанесли! После этого они ночью ушли, а 10-го уже наши зашли в город. Это было такое счастье! Я говорила: «Когда придут наши, то буду целовать каждого». А когда ВСУ пришли, я только плакала, и даже побоялась подойти.  Когда наши флаг повесили, мы плакали. И сейчас смотрю на этот флаг и плачу. 

Когда мы были в оккупации, на той вышке сидели и обстреливали пешеходные мишени и пешеходный мост. Люди боялись там ходить. Потом ночью его взорвали. Россияне просто издевались над мирными. В селах люди вообще боялись жить, потому что им даже нельзя было выйти из двора. Это какой-то террор был. 

Мне наших хлопцев очень жалко. Я молюсь каждый день, чтобы Господь сохранил их и дал им сил. Хотелось бы, чтоб пораньше война закончилась. Наши враги ведь тоже стреляют. Только я не понимаю одного: зачем они заминировали кладбище? 

Я хочу мира. Чтобы люди жили и радовались. Те, кто выезжал, и те, кто тут оставался, радикально отличаются.  Те люди не понимают нас, это правда. Если бы мы больницу закрыли и уехали, то тут вообще все бы растянули. Мы оборудование прятали от россиян. А сколько мирных жителей девочки наши спасали! 

Слава Богу, пережили. Дождались. Поначалу, когда наши ходили в военной форме, все равно жутко было. Но потом себя успокаивали, что это наши.