Історія подана мовою оригіналy

Узнав о возможности выехать из Мариуполя, Александр побежал сообщить об этом другу, который в это время уже был у него. Они выехали вместе

Я дончанин. В 2013 году поехал работать в Крым. В марте 2014 там началось, и я попросил о переводе. Мне предлагали продать Родину, но я отказался и поехал домой. Вернулся в Донецк, а в апреле там началось то же самое. И мы с семьей решили покинуть свой город. 

В Мариуполе начали жизнь заново. Родственники помогли нам с квартирой. Теперь она разрушена. Все наше имущество разворовано. После всего случившегося мы переехали, и сейчас находимся в центре Украины. 

Я супруге сказал, что война будет стопроцентно, и надо к ней готовиться. Мы сделали закупки продуктов, воды, собрали тревожный чемоданчик. И 24 числа все началось. Мы хотели сразу покинуть Мариуполь, но непонятно было, куда ехать, потому что родственников у нас нет больше нигде в Украине. 

С утра обстреливали выезд из Мариуполя. Тогда погибли сын и теща моего сотрудника. Когда мы это узнали, то поняли, что опасно выезжать.

Еще можно было выехать числа 26-27. Если бы кто-то это организовал, наверное, мы бы поехали, но никто не побеспокоился. Пришлось нам остаться в городе, увидеть и пережить все эти ужасы. Выехали мы 16 марта. 

Трудно в 40 лет во второй раз в жизни лишиться всего. Тяжело морально от того, что нужно все начинать заново. Мы сталкиваемся с материальными трудностями. Сильно упали доходы. С работой пока неизвестно. Все в подвешенном состоянии. Мы не понимали, что и как дальше делать. 

Ходили набирать в родничке воду и видели, что там происходило. Туда были прилеты. Трупов я не видел, но ранения точно были, потому что там была кровь и были разбросаны пустые бутылки. Понятно же, что люди их бросали и убегали. Нигде невозможно было достать хлеб и другие продукты.

Люди ходили по чужим дворам, спрашивали, нет ли хлеба, а взамен предлагали крупы. По людям было видно, что у них происходит в душе. Не очень хотелось общаться с кем-то. Все были насторожены. Невозможно было найти бензин. Те, кто предвидел такую ситуацию, заправились, а другие страдали. 

Мы разбирали завалы после бомбежек. В частном секторе возле драмтеатра были прилеты, дом был разрушен, и мы искали выживших, пытались кого-то спасти. Тогда еще была полиция и МЧСники. Уже не было связи, но они как-то узнавали, приезжали и помогали. 

Я уже не знаю, что меня может шокировать в этой жизни. Наибольший страх для меня – полное отсутствие связи. Мы не могли никому дозвониться, и никто не мог нам сообщить ничего. Такое происходило с 5 марта. 

16 марта люди начали выезжать, я случайно увидел эту колонну. Побежал за машиной и поехал к другу, хотя и не знал, дома ли он. Я тогда его не нашел, вернулся домой, и оказалось, что он уже у меня. Тоже приехал сказать, что люди уезжают. Мы организовались и поехали прямо под обстрелами. 

Мы посмотрели на город в последний раз, и, хотя я не коренной мариуполец, мне стало так обидно! Когда мы выбрались и были уже на косе, теща побежала в магазин за хлебом. 

Мы Мариуполе 20 дней хлеба не видели. Его всем очень хотелось. И дети его ели все. Потом приехали в Запорожье к друзьям. Нас приютили, и первым делом мы побежали мыться, потому что 20 дней мылись в тазике, экономя воду, которой было очень мало. Хорошо, что был снег.  

Мы же не знали, что происходит в Украине, так как не имели связи. А когда уже ехали, то поняли, что Запорожье наши удержали. Приехали туда, и отношение людей меня поразило до глубины души. Все, что было необходимо на тот момент, нам давали. Достаточно было сказать, что мы из Мариуполя, – и люди бросали все и помогали. Очень много внимания было у людей к нам. Я всегда буду благодарен запорожцам. 

Я думаю, в Украине никто не знает, как у него изменится жизнь даже через пять минут. Надо для начала победить, а потом будет видно.