Історія подана мовою оригіналy
Татьяна Николаевна еще в 2014 году столкнулась с оккупацией и обстрелами. Тогда пострадали ее знакомые. А во время полномасштабной войны ей и ее детям пришлось жить впроголодь, а потом – бросить квартиру и уехать в другой город
Мне семьдесят лет. Я жила в Мариуполе с дочерью, сыном и внучкой. Моя мама умерла в 2014 году. Остался ее дом в селе Пикузы Мариупольского района. Я восстанавливала его. В 2014 году это село вошло в состав ДНР и оказалось на линии огня. Неоднократно были попадания в дом, поэтому я переехала к детям. Приезжала иногда в село, но жить не могла там.
В 2018 году я со своими знакомыми приехала в Пикузы. Там было опасно, но мне очень хотелось посмотреть на свой дом и отвезти гостинцы односельчанам, которые присматривали за ним. Когда мы уже собирались уезжать, возле нашей машины взорвался снаряд. Я сидела в машине. Меня спасло то, что багажник был открыт: осколки попали в него. А знакомые стояли возле машины и получили осколочные ранения, на первый взгляд, несерьезные. У знакомого немного кровоточил живот. На блокпосте ДНР в селе Крещатицкое его осмотрел медбрат и сказал, что у него внутреннее кровотечение. Знакомых забрала скорая, а я на попутке добралась до Мариуполя. С тех пор дети больше не разрешали мне ездить в село. После того взрыва у меня возник тремор правой ноги.
Когда я узнала о полномасштабном вторжении, то думала, что повторятся события 2014 года. Не могла даже предположить, что россияне разбомбят наш город.
Мы не делали больших запасов, но что-то было в холодильнике, а также – варенье и соленья. Потом дошло до того, что на завтрак мы ели по два-три печенья, а на обед – по кусочку сала.
Так мы выживали, пока не узнали, что неподалеку от нашего микрорайона разбили склады с продуктами. Многие жители нашего подъезда ходили туда за провизией. Сын тоже пошел. Помимо продуктов, принес воду и газированные напитки.
Двадцатого марта к нашему дому подъехал эвакуационный автобус. В нем было несколько мест. Внучка сразу сказала, что поедет. Я уговорила дочь, чтобы она поехала с ней. Через три дня я с трудом поймала связь между седьмым и восьмым этажами, дозвонилась до них и узнала, что они за двое суток добрались до Днепра. Дочь с внучкой пообещали найти волонтеров, которые бы приехали за мной и сыном.
Я не хотела уезжать. В городе были моя подруга и брат, которых я не хотела оставлять. А сын отказывался бросать меня. Мы спорили несколько дней. Вечером седьмого апреля к нам постучались два волонтера, отец и сын, и сказали, чтобы на следующий день мы пришли в двадцать третий микрорайон, откуда в десять часов будет эвакуация. Оккупанты не пустили их микроавтобус в город, поэтому они на велосипедах объезжали адреса людей, которых их попросили забрать.
Сыну с трудом удалось уговорить меня. В восемь утра мы взяли рюкзаки, кота и пошли к моей подруге, чтобы оставить ей ключи от квартиры, а затем отправились к месту эвакуации. Мы проехали множество блокпостов. Я насчитала 28, а потом сбилась со счета. На каждом нас останавливали оккупанты. Женщин не трогали, а мужчин заставляли раздеваться. Выборочно проверяли сумки.
Мы даже не поняли, что подъехали к украинскому блокпосту. Сын сразу вышел из машины и уже по привычке поднял футболку, чтобы показать, что у него нет татуировок. Но военный сказал, что этого не нужно. Потом подошел второй со словами: «Добрий день, ми з України». Я и все женщины, которые были в микроавтобусе, разрыдались. Это были слезы облегчения от того, что мы оказались на нашей территории.
Дочь перевели по работе в Павлоград, поэтому мы все вместе переехали сюда. Волонтеры помогли найти квартиру. Ее владельцы оказались очень хорошими людьми. Они бесплатно предоставили свою квартиру, пока сами будут на даче. Они должны скоро вернуться, поэтому мы подыскали другую квартиру рядом. С ее владельцами тоже подружились. Они помогают нам.
Иногда выходят на связь моя подруга и брат, которые остались в Мариуполе. Говорят, что выживают. Получают продуктовые наборы. Ждут освобождения Мариуполя. Мы тоже с нетерпением этого ждем.