Історію подано мовою оригіналу

Одной из самых больших трудностей в осажденном Мариуполе было отсутствие связи. Люди, напуганные бомбежками, измученные голодом и холодом, не знали, что творится за пределами города, и чего им ждать

Мы купили дом в Мариуполе за год до полномасштабной войны.  24 февраля проснулась от звуков артиллерии. Сын написал сообщение: «Мама, собери документы». Но у меня они всегда собраны, потому что я уже 2014 год пережила. 

Я в доме была одна, потому что муж в ВСУ, а сын - в «Азове». Я встала на тот случай, если придется куда-то бежать с тревожным чемоданчиком. Соседка позвонила и сказала, что возле моего двора стоят военные. Я вышла и увидела «Хаммер», а эти машины только у морской пехоты. Я вышла и позвала этих ребят к себе. Сказала, что я своя, у меня муж и сын служат. Я им поставила чай. Потом стало громко, и соседи начали уезжать. 

Мы еще бегали с ребятами ко всем соседям и предупреждали, чтобы выезжали, потому что здесь будет очень плохо. Я тоже уехала с соседом, который вывозил свою мать. Так я попала в центр к друзьям. Сосед высадил меня возле «Искры» и сказал, что едет в другую сторону. От «Искры» до центра я бежала. Добежала до друзей. 

Мы были в чужой квартире. Подкармливали соседей. Там были трое деток от пяти до девяти лет, которых пожилые люди не пустили в бомбоубежище – сказали, что нет больше места.

Я ругалась с ними, пыталась что-то им доказать, но это было бесполезно. К сожалению, в войну люди проявляют и не самые лучшие качества. Была недостача воды. Но у нас с друзьями был опыт в этом плане, мы запасались водой. А потом снег падал – его собирали. Выживали.

После трагедии с драмтеатром, на второй день мы должны были выехать с сыном друзей, но у него отобрали машину. А мы были в больнице в подвале. Ждали три часа и понимали, что что-то произошло страшное. Он и его друг пришли пешком – грязные, испуганные, потому что стреляли им вслед, еще и авиабомбы падали. 

Они шли через завод «Октябрь», и Денис сказал, что там ребенку закрывал глаза, потому что туда сносили трупы. Там весь двор был усеян трупами, очень много их было. 

Так что в тот день мы не выехали. А потом был удар по драмтеатру с самолета, и мы выбежали из подвала - думали, что попало в наш дом, потому что грохнуло так, что мы не могли понять, что происходит. Затихло, ми вылезли из подвала и увидели, как люди, которые выжили, выбирались из драмтеатра. Кому-то оказывали помощь, кто-то у нас остался, а кто-то пошел дальше. Я не знаю, куда эти люди делись, потому что у нас в подвале было все переполнено. И мы уехали на следующий день. 

В машине просто оказалось место, и меня взяли. Я добралась до Бердянска с этими людьми. Они были настроены пророссийски, на каждом блокпосту радовались россиянам, говорили: «наши мальчики» и «этот «Азов» проклятый». Я ехала молча, потому что понимала, что они меня сдадут – и я не выберусь оттуда. Они должны были ехать в Запорожье, но в последний момент передумали - сказали, что едут в Бердянск. Так я попала с ними в этот город. Там была связь, я позвонила мужу, и он организовал мою эвакуацию. 

Меня вывозил один человек на бусе под предлогом того, что я его жена и мы едем за продуктами в Запорожье. Он ехал на бусе. Мы проехали где-то 18 блокпостов. Меня встретили сослуживцы мужа. На первом нашем блокпосту они уже меня ждали. Когда взяли в руки мой паспорт, один из них сказал: «Приїхала». 

Со мной работали лучшие психологи. Те, кто работал с «азовцами», которые вышли из плена. Со мной работали психиатры и психотерапевты. Мой сын погиб на «Азовстали» 17 апреля, в день рождения своего отца. Я выбралась 17 марта, а он погиб ровно через месяц. Я все понимала, но была небольшая надежда, что им придут на помощь. Первое, что я у мужа спросила: «Им придут на помощь?» Он на меня посмотрел молча и отвернулся. И я все поняла. Мы же видели, как их обстреливали. 

Каждые пять минут летели самолеты. Люди выезжали на свой страх и риск. Писали на машинах «дети», вешали белые тряпки. Я их провожала и понимала, что они могут не выехать, потому что ни о какой эвакуации мы не знали абсолютно. 

Мы пытались ловить там радио, но оно было только российское, а про Украину мы ничего не знали. Связь появилась 10 марта. Сын позвонил отцу с вышки «Киевстара». «Азовцы» поставили аккумуляторы на вышку, и местами появилась в Мариуполе связь. Одно такое место было возле водонапорной башни. Люди во дворе проговорились, и я молча туда побежала. У меня был повербанк, и я берегла зарядку. Муж просто забыл его перед этим дома, а он мощный и держал зарядку, благодаря этому я включила телефон и ему позвонила. У меня было 15 минут – добежать туда, позвонить и вернуться назад. Было очень много людей там. 

Моему мужу рано утром 17 числа пришло сообщение от сына. Он спрашивал, где мама. Муж ему ответил, а сына уже не было в живых. Награжден орденом ІІІ степени «За мужність». Я научилась с этим жить, но это же не лечится. Можно сидеть на таблетках бесконечно. Но никто не расскажет – ни психиатр, ни психолог, ни психотерапевт, – как жить дальше без детей.