Історія подана мовою оригіналy

Нина Даниловна пережила ужас под обстрелами в Мариуполе, потеряла и нашла своего сына. Ее путь из оккупации в Украину был долгим и утомительным. До сих пор ее душа рвется домой

До начала войны я проживала в Мариуполе в крайнем доме, который выходит окнами на море и на поле. У нас двухкомнатная квартира была. Я проживала в райском уголке. Мне 73 года.

В первый день зашли украинские войска в наш двор, и солдаты нам сказали: «Если вам есть куда идти, то уходите, потому что здесь будут бои». И началась бомбежка сразу. В первый же день у нас окна вылетели. Я собирала горшки с цветами и все надеялась, что это ненадолго. Как этот гад путин думал, что за три дня захватит всю Украину, так и я думала, что в течение трех дней россиян выбьют. Настолько была в этом уверена! 

Мы сначала ушли к моей свахе в частный дом в центре. Она с мамой в больнице была, а мы в том доме - в подвале. 

Первые два дня не прятались в подвал, а потом разбили этот дом. Крыша упала, начался пожар. Мы в подвале чуть не задохнулись. Тушили огонь и вареньем, и соленьями. Еле выбрались оттуда.

Было жутко, когда не прекращались обстрелы с воздуха, а орки вокруг стреляли по живым мишеням. Мы из подвала в подвал переходили постоянно. Такое впечатление, как будто их кто-то наводил – и они дотла все сжигали. 

Был страшный момент, когда я потеряла сына, вернулась в свой дом и меня соседи приютили. Но сказали, что нужно ухаживать за соседкой, у которой было пять котов. Она после Ковида лежала, не вставая. Когда бомбежка началась – загорелся подъезд и к нам в квартиру попало. Мы стали спасаться. Эта женщина была очень грузной. Мы ее с постели спустили, успели только на лестничную площадку стащить – и опять началась бомбежка. 

Все стало рушиться, а она все время повторяла: «Нина, спаси моих котов». Я бросилась к животным, а они шипели, и я не смогла их взять. То, что они остались там, для меня до конца жизни будет тяжестью на душе… 

Было такое, что люди прыгали из окон – с детьми и без детей. Мужчины наши бегали воду искать – и их убивали.

Я потеряла сына в Мариуполе, а потом нашла его. Более-менее подлечила. Он не захотел уезжать, остался в чужой квартире. А я в Мариуполе не выдерживала, не могла вынести того, что наш город оккупирован. 

Страшно было, когда утром в марте зашли «ДНРовцы». Нас тогда в чужой квартире приютили. Я прожила сорок лет в этом доме. Он большой, на 216 квартир. И там такие отзывчивые люди! Они стали такими близкими! Очень помогли нам.

Мужчин, которые нас спасли от голодной смерти, положили на холодный пол раздетыми. Это так унизительно и страшно было! Потом нам дали десять минут на сборы и погнали к морю. 

Я очень не хотела уходить, но у меня выбора не было. В одном дворе с двух сторон были солдаты. И я до сих пор не пойму, как мы проскочили. Впереди и сзади был слышен свист пуль, а мы еле двигались. Нас было человек десять. Я думала, что сойду с ума, пока мы спустимся. Но никого не убило. Я не знаю, как это произошло. Это по сей день остается для меня загадкой. Хотя, если бы хотели, то конечно, убили бы. Они обставили все так, как будто это украинцы нас обстреливают. 

Мы хотели выехать в Украину, но видели, что некоторые возвращались назад. Людей гнали в Россию. Мы познакомились с волонтером без ног. Они из Ижевска приехали. На тот момент соседку мою в Челябинск угнали. Куда формировался состав, туда и вывозили людей.

Повезли нас в Донецк. Это был родной город, но вокруг - флаги «ДНРовские» и российские. Я как будто попала в чужую страну. Донецк стал таким жалким городом по сравнению с нашим прекрасным Мариуполем!

Всем, кого забирали в Донецке, давали срок на размышление, а потом отправляли в Россию. 

Было очень страшно сидеть в комендатуре, где мы фильтрацию проходили. Кровь стыла в жилах, когда отпечатки брали, в профиль и в анфас фотографировали. Мне все время казалось, что это не со мной.

В Донецке живет мужа двоюродная сестра. Я зрительно знаю, где - могла даже ночью добраться туда, а адрес не помнила. И мне помогли в администрации. Я была в плачевном состоянии, у меня ноги отказывали. Мне надели ботинки 45 размера. И там женщина меня пожалела. Спросила, знаю ли я фамилию родственницы. А я даже год рождения и число помню. В общем, нашли. И пока она за мной не приехала, меня не отпустили. 

Из Донецка я вернулась. Сына привезла в Мариуполь. Потом мы на частном транспорте добирались до Таганрога. А рядом с Таганрогом в селе нас разместили верующие в своем доме. И не только нас, там даже инвалиды были на колясках и ребята из Донецка молодые, которые выехали, чтоб россияне их в армию не забрали. Я не знаю, каким образом они попали туда, но их тоже приютили. Настолько добрые люди! У них 15 детей, и один дом они освободили для беженцев.

Дорога была очень сложной, но мне помогли волонтеры из церкви. У меня подруга была верующей. Добрались мы с сестрой до Таганрога своими силами, а потом нам помогали волонтеры выехать через Белоруссию. Иначе мы бы не добрались до Киева. Не только в Киеве, но и повсюду открывают хабы и оказывают помощь нам.

Страшно то, что много родственников погибло, друзей, соседей. Я раньше была очень общительной, а теперь если мне звонят – я рада, но самой не хочется никому звонить. Боюсь, что узнаю еще об одной гибели.

Тяжело морально и физически жить в оккупации. Но мне сейчас тоже тяжело, потому что я не дома. В Киеве мой второй сын с семьей. Они меня согревают и опекают, поэтому мне немного легче, но я очень скучаю по Мариуполю. Очень обидно, когда говорят: «Ничего, отстроят ваш город – и будет он еще красивее, чем до этого». Когда там будет Украина, тогда я в это поверю. А сейчас я смотрю, как россияне наш город восстанавливают, но радости никакой от этого нет.

Многим моим родственникам пришлось за границу уехать по разным причинам. Это тоже очень страшно. Мы сейчас общаемся, переписываемся. Все хотят вернуться в свой родной город. А тех, кто против Украины, нужно гнать, когда закончится война. 

Я каждый день просыпаюсь с тяжелыми мыслями, и так же вечером ложусь. Если б не дети, даже не знаю, как справилась бы. Дети мои тут. Их четверо в однокомнатной квартире, а еще собака и я. Младший сын в Мариуполе остался, не захотел ехать со мной. Это тоже для меня боль. Как дальше жить – не знаю. 

Хочу в Мариуполь. Хочу, чтобы Украина его возродила. Пусть даже это будет другой город, как нам говорят. Хочу, чтобы Крым и Донбасс были нашими. Чтобы внуки мои работали здесь и были счастливы. 

Сейчас мне радостно, что у нас такая страна, которую за три дня не взяли. Я настолько уверена, что Украина будет свободной! Я буду жить, пока мы не победим Россию. А когда Украина станет свободной, так чего же тогда умирать? Как говорил Леонид Быков: «Будем жить!».