Історія подана мовою оригіналy

Страшные дни  в поселке Верхнеторецкое на линии разграничения Наталья вспоминает с ужасом. Вместе с ребенком она пряталась от обстрелов в подвале, выживала, как и другие жители, без света,  тепла и воды. И однажды муж дал семье 15 минут, чтобы собраться и уехать.

До войны, и во время войны я работала на вокзале города Ясиноватая. Я была старшим администратором вокзала. И когда началась война, мы на ту сторону уже не могли ехать, наш поселок – это линия разграничения. Две улицы остались с той стороны, а мы остались на подконтрольной территории. И получилось, что на работу в Ясиноватую, на неподконтрольную территорию, я поехать не могла.

В первый день войны было жутко и страшно. Я тогда была на работе. И вдруг начали бомбить. Это все неожиданно случилось. Мы не понимали вообще, что происходит. Было жутко, просто жутко! Взрывы и самолеты, падали и разрывались снаряды на железной дороге, стреляли танки и все что угодно. Пришлось все повидать, все ужасы.

У племянницы прямое попадание в дом было, их муж выкапывал из-под развалов. У внучки младшей ножки были посечены осколками, у девочки старшей прямо в волосиках были кусочки снарядов. Он жену и детей выкапывал… Дом саманный и попадание было в ту стену, как раз в той комнате, где они спали. И он их раскапывал, вытягивал из-под завалов. И после того, как это случилось, муж просто сказал: «Так, все, собирайтесь, я вас вывезу». И он нас вывез. Потом уже попало и в наш дом после этого. А так было, конечно…

Я стою на кухне, варю суп, ребенок рядом играет, ему 4 годика, - и начинают сыпаться окна, вылетать в доме, представьте. Я хватаю ребенка, бросаю все, мы в подвал. У нас подвал прямо в доме, выходить не надо на улицу, открываешь подпол – там подвал. И вот мы туда залазили, а муж говорит: «Куда вы лезете? Если вас засыплет, это братская могила будет. Что вы делаете?» А куда? А как ребенка спасать? Каким было образом, понимаете? Это было страшно. Сидели в подвале неделю с ребенком.

Потом вывозил нас муж, мы ехали, как говорится, куда глаза глядят. Заехали в Лиманский район, в поселок Дробышево. Люди нас пустили на квартиру, а всего мы уже три дома поменяли.

Приспосабливаемся, живем. Переоценка ценностей произошла полностью. Мы поняли, что мы не вывезем ни вот эти дрова, как я их называю, мебель, ничего. Мы бежали, бросили посреди зала покрывала и муж говорит: «15 минут на сборы». И мы все, что видели – туда: полотенца, одеяла, вещи хватали. И тревожный чемодан, который стоял всегда у двери: документы и все самое основное. И все. Вот так вот мы поняли, что в жизни, оказывается, материальные ценности – это не самое главное, главное в жизни – здоровье.

В общем-то, живем, как можем. Возвращаться просто жутко не хочется, тут же не успокоилось, понимаете, как. Все равно стреляют, вот мы приезжаем, начинает бахать, а ребенок вздрагивает: «Мама, я боюсь! Мама, я боюсь!» Вот и все. Те, кто тут был постоянно, не выезжал – они привыкли. Они даже не слышат, что там стреляют ночью или днем. Как фон, как сопровождение, они не так реагируют, как мы.

У нас страх, что это может снова опять повториться, что не дай Боже, конечно. Вот мне начинают говорить: «Вот это ж нужен дом с газом». Нет, - говорю - ничего не надо. Ни газа, ни света. Надо так, чтобы можно было выжить. Потому что вспоминаю, как оно было… Когда ничего невозможно было купить, магазины не работали, света не было, воды не было,. Без электричества были, грязные, немытые, особенно у кого не было печки, например, отопления. Это вообще был первобытнообщинный строй.