Історія подана мовою оригіналy

Вера Леонидовна жила в Мариуполе и работала там врачом "Скорой". Почти до середины марта она продолжала работать: искала среди трупов на улице людей с признаками жизни и пыталась их спасти. Она никогда не сможет забыть весь тот ужас, который ей пришлось увидеть

Я жительница Мариуполя, находилась в городе до 24 марта. До 12 мата работала в скорой помощи врачом, помогала вывозить раненых военных и гражданских. В это время дома были мама и 12-летний сын. Дом сильно пострадал. В квартире вылетели двери и окна. Что сейчас с моим жильем, не знаю.  

24 февраля в 4 утра мне позвонил сын, который учился в мединституте в Харькове, и сказал: «Мама, нас обстреливают». И в этот же момент я услышала взрывы у нас. Он начал собираться в бомбоубежище, а мы здесь начали волноваться. 25 февраля я ушла на сутки на работу. Работали мы сутки через сутки. Весь кошмар я видела из окна Скорой помощи.

Нам удалось выехать из оккупированной территории в Украину через Россию, Литву, Латвию, Польшу. Где-то 20 мая прибыли в Ивано-Франковск. Встретились со старшим сыном, который сбежал туда из Харькова. Затем с ним, мамой, младшим сыном и котом приехали в Киев.

Очень сложно было пройти фильтрацию. Сначала я была категорически против этой унизительной процедуры, поэтому мы так затянули с выездом. А потом получилось, что через Запорожье стало невозможно выехать. Пришлось проходить фильтрацию в Бургасе. 

Что такое фильтрация? Маме моей повезло, ей 73 года. У нее просто взяли паспорт и записали ее данные. Это у меня, как у преступника, снимали отпечатки пальцев, фотографировали с левой и с правой стороны. Еще на российской таможне проверяли очень серьезно. Смотрели в телефоне мои фотографии. На одной из них – муж в вышиванке. По этому поводу возникли вопросы. Интересовались, почему у меня есть контакты ОБСЕ. Забрали паспорт, закрыли одну в комнате. Такое психологическое давление было. Но все же выпустили. 

Когда я находилась в Мариуполе, телефон заряжала на работе, там генератор был. За водой ходила к водоканалу, отстаивала очереди, пока очень близко не начались обстрелы. Когда выбило окна, вся вода, которой мы запаслись, замерзла. Приходилось снег растапливать. Готовили на костре.

В один из таких моментов убило мужчину из нашего подъезда. После этого мы вообще перестали выходить на улицу.

Окна вылетели, когда разбомбили роддом, который находился напротив нашего дома. Все в квартире замерзло. Сидели в двух шубах. Ребенок мой все время находился в ванной. Мы ему там постелили в надежде, что три стены защитят от взрывной волны. Мы жили на втором этаже. В подвал не спускались, практически сутками сидели возле лифта. 

Работая в скорой помощи, насмотрелась многого. Искали, где труп, а где - живой человек. Трупы оставляли на дорогах, потому что надо было хотя бы живых быстро отвезти в больницу. Со временем больницу захватили оккупанты. И ситуация усугубилась так, что страшно было из подъезда выйти. Тогда я перестала работать. 

Сейчас работаю на Скорой помощи в Киеве. Старший сын теперь здесь дистанционно учится, младший ходит в школу. Снимаем квартиру. Очень хотим вернуться, потому что не в своем городе очень некомфортно. Живем только надеждой, что война закончится нашей победой и мы сможем вернуться к себе домой.