Історія подана мовою оригіналy

Валентина Петровна с мужем проживала в своем доме, пока в их жизнь не ворвалась война. Все, что было нажито за 50 лет в один миг оказалось не нужным, когда жители были вынуждены покинуть поселок, ставший «серой зоной». На чужой квартире для ее семьи началась новая история. История мирного жителя, который не хотел войны у себя дома…

Война для меня – это беда. Это беда. Мой муж подорвался на растяжке возле забора, наш дом полностью разрушен. Это беда. Это несчастье. Мы остались без двора, без кола, без ничего. В течение 50-ти лет мы все собирали, наживали, жили там и в 70 лет остались без ничего. Это горе. Это беда. Это несчастье для всего поселка, потому что сейчас разрушены все до одного дома.

В 2018 году мужа ранили. Это произошло в 3 часа, вызвали скорую помощь, но она не могла проехать – ее не пропускали. А когда скорая помощь все-таки стала ехать, они со всех сторон ее начали обстреливать.

Война для нас началась, когда начали бомбить Торецк, Горловку. Когда здесь летали самолеты, потом заняли поселок Южный.

Было такое, что в 2016 году в полдесятого полностью обстреляли наш дом. Были выбиты все окна, разрушили крышу. Когда война началась, над нами постоянно летали то с одной стороны, то с другой. 6 августа 2016 года полностью обстреляли дом. Вокруг где-то 18 снарядов, мин, я даже не знаю, чего падало вокруг. Сколько попало в дом! Повыбивали все стекла, разрушили крышу, крыльцо, вокруг столько стреляли! Где-то в конце октября нам выделили шифер и стекла. До этого все было закрыто пленкой.

Нам выделили стекла и шифер, машина подъехала на блокпост на шахту «Южную». На блокпосте сказали: «Пропустите, люди сидят без стекол, без ничего». Они не пропустили, не разрешили проехать, чтобы нам привезли эти стекла и шифер. Их там и оставили на улице. Потом начались морозы и холода – окна были закрыты пленкой. А у нас они большие, такие как в многоэтажках, дом построен современный. Ни фанеру, ничего нельзя было купить. Я инвалид второй группы. В 2016 году зимой мы на тачке грузили по 2 стекла и так привозили. [Домой] ехать не разрешали, только к блокпосту. Мы возили и складывали стекла, сколько было. Точно так же складывали шифер. А потом уже разрешили. У нас в поселке был тракторист, ему разрешили подъехать на тракторе и отвезти [к нам] этот шифер. Три месяца были без окон и стекол. Мы оставались все время дома, потому что некуда было деваться.

Соседи узнали о трагедии с мужем, пришли, положили на тачку одеяла, подушки и вывезли его отсюда, где блокпост ниже шахты «Южной». На блокпосте ждала скорая. В три часа его ранило, а только в полдевятого он оказался на операционном столе. Вытягивали эти осколки, у него была 31 рана.

На второй день в понедельник я ушла [из поселка]. Единственное, что у меня было – комнатные тапочки, халат, документы и какие-то деньги. Ушла оттуда, потому что муж был в больнице. У меня другого выбора не было. А потом сказали: «Уезжайте оттуда, все уезжайте, освобождайте поселок, потому что поселок – это уже нейтральная зона, все уезжайте».

Муж находился больше двух месяцев в больнице. Я все время была с ним в палате и не отходила от него. У него была перебитая рука, весь лежал перебинтованный, это был кошмар. Еще у него случился [гипертонический] криз.

Нам Красный Крест оказал помощь – выделил деньги на лечение 9 тысяч. Муж работал шахтером, поэтому у него хорошая пенсия. Нам оказывали помощь [гуманитарная миссия] «Пролиска» и была помощь от [Фонда] Рината Ахметова. Родственники помогли забрать вещи. Конечно, когда мы жили там, была большая проблема, чтобы скупиться. Поэтому и помощь от Фонда Рината Ахметова, и от «Пролиска», когда приезжали продукты, для нас это была очень хорошая поддержка.

Хочу пожелать всем не терять надежу на то, что эта война закончится и наступит мирное время. Самая большая надежда всех жителей – чтобы эта война закончилась, наступило перемирие, не гибли люди, не гибли дети, не уничтожались наши дома. Нужно жить с надеждой, что это решение будет найдено. Нужно только не терять надежду!