Історія подана мовою оригіналy
Военное вторжение России в Украину в феврале 2022 года спровоцировало один самых масштабных миграционных кризисов в Европе: сотни тысяч украинцев вынуждены были бежать из-под обстрелов и бомб в разные города и страны. В Россию, по официальным данным, за год войны прибыло более 5 млн украинцев. У многих из них не было выбора, куда бежать. Материал телеканала "Настоящее время".
Анна и Александр жили в частном доме в одном из заводских поселков недалеко от завода Ильича, где Анна работала. 24 февраля 2022 года она возвращалась с ночной смены.
– Вышла с завода на остановку, а там уже кипеж, звонят друг другу, говорят про обстрелы, про то, что надо сумки собирать. Все побежали по банкоматам снимать деньги, тысячные очереди. Мы сначала решили не уезжать, даже ходили первое время с нашего поселка к брату заряжать телефоны – у них был свет. Но потом стало небезопасно. Когда мы в третий раз собрались к брату, уже не было света, начали раздалбывать магазины, разбивали, воровали, выносили все. И из аптек выносили. И военные, и гражданские. Власти в городе практически не было. Я была в депрессии, муж и сын были добытчиками. Мы просидели в доме 41 день, еду и воду экономили и растягивали, как могли. "Дээнэровскую" гуманитарку привозили, там тысяч восемь народу стояло в очередях – муж мой тоже стоял.
И еще – вода, питьевая. Поиск воды – это было без конца. Походы к колодцам. Наберешь баклагу 19 литров и на себе тащишь. И ведь не накипятишься, пили так и готовили. И у всех в поселке была диарея. Говорили: "С этого колодца нормально вроде брать воду, а с этого – понос начинается". Стирать если, то у нас ручеек был недалеко, можно было черпануть ведро, тину отстоять. А туалет у нас уличный был.
Сын и муж различали, куда летит. Они чувствовали, когда можно выйти из погреба и успеть чаю выпить. Я не понимала, куда летит, хватала вещи, спускалась в погреб. Мы сидели там по пять-восемь часов. Играли в карты, если были свечки или фонарик. Я читала книжку, но не помню какую. И молилась, хотя набожной не была. Я сидела и повторяла: "Господи, избавь нас от этого!".
Эвакуация у нас была у 39-й школы, мы шли туда пешком, нам "дээнэровцы" сказали уходить, предупредили, что будут сильные обстрелы: "Не эвакуируетесь – сровняем с землей".
Это было 5 апреля. Нас привезли от школы на Сартану, оттуда на Донецк, потом Таганрог. А потом набили 12 вагонов поезда, который пошел вглубь России. Это были плацкартные вагоны, выходить на станциях можно было тем, у кого собаки. Мне было душно ехать. Мы приехали 10 апреля в Тихвин и первый раз выспались.
Пока мы ехали в поезде в Тихвин, я услышала истории похлеще, ведь с нами ехали люди с левого берега, а он сильно пострадал. Люди рассказывали, как пытались в подвалах зашивать сами рваные раны. Одна молодая женщина ехала с тремя детьми и двумя старухами – своей матерью и мужа, которого убило прямо во дворе у костра, когда готовили еду. Она потом недолго в пункте временного размещения пробыла, наверное, уехала в Европу. Но там уже мы с ней общались, и она сказала, что у нее было два своих магазина, несколько квартир, а теперь ничего нет и мужа нет. Она мне говорила: "Я каждое утро просыпаюсь и думаю: что мне с вами со всеми делать, две бабушки, трое детей". А я думала, что нас Бог оставил в живых не просто так.
Александр, муж Анны, вспоминал, как стоял в очереди за российской гуманитаркой.
– Давали на паспорт буханку хлеба, консервы – рыбу и тушенку, гречку, макароны, сахар, еще крупу какую-то, воды пять литров на человека. Я взял два паспорта. В очереди я был 1500-й. А потом мы с соседом на следующий день снова поехали за колбасой. Пока ехали, "дээнэровцы" нас раз десять раздели на предмет наколок, а на следующий день, когда мы снова попытались поехать за едой, нас они уже не пустили, сказали, что уже совсем небезопасно. И мы вернулись домой. Решение выехать и бросить дом мы приняли тогда, когда заметили, что наш сын-подросток перестал бояться, ему стало все равно, появилась жуткая апатия. Тогда мы собрались и вышли из дома.
Сейчас Анна работает на одном из заводов Тихвина, до последнего тянула – не брала российское гражданство, но с временным убежищем не могла устроиться на завод, а семье нужны деньги, ведь квартиру снимают. Сын учится в школе, переписывается со своими бывшими мариупольскими одноклассниками, которых война раскидала по Украине, Европе. Александр с трудом принял решение на время поехать сейчас в Мариуполь – чтобы найти свою трудовую книжку.
Автор: проект Север.Реалии.
© Настоящее Время. Все права защищены.