Історія подана мовою оригіналy
Те двадцать дней, которые Валентина Николаевна провела в оккупированном Мариуполе, она делала все возможное, чтобы уберечь своих внучат. Оставляла им еду, а сама от недоедания похудела на десять килограмм. Младшей внучке было всего лишь восемь месяцев. Валентина Николаевна подогревала ей детское питание с помощью свечки и консервной банки
Мне 62 года. Я из Мариуполя. Утром 24 февраля услышала вдалеке взрывы. Сын сразу сказал, что нужно эвакуироваться, но я была оптимисткой, надеялась на лучшее. Он до сих пор винит меня в том, что мы не уехали в первый день войны.
Второго марта снаряд прилетел прямо в основание нашего девятиэтажного дома – сразу пропали свет, газ и вода. Связь продержалась полдня и тоже пропала. Приехал друг нашего сына и забрал нас к себе. Он жил неподалеку. Мы взяли с собой только документы, деньги, кошку и корм для нее. Наш квартал располагался рядом с Азовсталью, поэтому страдал от мощных обстрелов. На следующий день мы поехали к старшему сыну, который жил ближе к центру, и больше домой не вернулись. А теперь возвращаться некуда: наш дом сравняли с землей.
За многоэтажкой, в которой жил старший сын, был частный сектор. Сыновья ходили туда за водой. Затем в колодец, из которого они набирали воду, попал снаряд. Пришлось ходить к другому. Неподалеку был рынок, куда периодически привозили что-то из продуктов и средств личной гигиены. Осталось две точки, где продавали молочную продукцию. Цены резко подскочили, но мне пришлось за немалые деньги купить молоко, сливочное масло и ряженку, потому что у меня маленькие внуки. Потом обстрелы усилились – и рынок перестал работать. Мы ели очень мало. Я все оставляла детям и внукам. За две недели похудела на десять килограмм.
В трехкомнатной квартире нас было восемь человек: я, два сына, два внука, невестка и ее родители. Я спускалась во двор, чтобы приготовить на костре еду. Летали самолеты, но я не пряталась. В соседний дом попал снаряд, а наш миновала такая участь. Я носилась с кастрюлями с пятого этажа и обратно. На улице была ветреная погода – костер гас. Из-за большого количества людей, сложно было подобраться к нему и пристроить свою кастрюлю или сковородку. Я продырявила донышко консервной банки, ставила под нее маленькую круглую свечку и так грела детское питание для своей восьмимесячной внучки. Других вариантов сделать это не было.
В ночь с 11 на 12 марта было очень страшно. Где-то неподалеку произошел взрыв. Мы проснулись от грохота. Со многих квартир вылетели окна вместе с рамами. Весь двор был усеян осколками. Мы посреди ночи срывали с пола линолеум, чтобы закрыть окна. На улице было десять градусов мороза. Температура в квартире резко снижалась и дошла до шести градусов. Я очень переживала за маленьких внуков.
12 марта в соседнюю многоэтажку попала ракета. Мой сын долгое время работал в Красном Кресте. Он схватил аптечку и побежал туда. Потом рассказывал: мужчине оторвало руку, и он кричал, чтобы его убили, потому что не хотел жить дальше.
Во время взрывов внуки очень сильно кричали и плакали. Уже год прошел, а внук до сих пор говорит: «Вот ракета прилетит. А вот прилетела ракета». Я ему объясняю, что нет никакой ракеты, говорю, чтобы не думал об этом. Боюсь, как бы нам не пришлось водить его к психотерапевту.
Утром 16 марта прямо посреди частного сектора появился танк и направил ствол в сторону нашего дома. Мы быстро собрали вещи и выскочили во двор. В нем стояло много машин. У нас не было своего автомобиля. Начали формироваться небольшие колонны, по четыре-пять автомобилей, и уезжать. Мы бегали по двору и просили, чтобы нас взяли с собой, но так никто и не откликнулся. Мы вернулись в дом.
И все же мы выехали. В тот же день за нами приехал друг. Он отвез нас в Мелекино. Мы переночевали там. Утром он вывез нас на трассу, которая вела на Мангуш, и мы пошли пешком. Потом рядом с нами остановился микроавтобус. Старший сын с женой и внуками уехал на нем до Бердянска, а мы с младшим сыном продолжали идти. Было холодно. Мимо нас ехали битком набитые автомобили. Но нам повезло: остановилась машина, в которое ехало двое мужчин. Они довезли нас до Бердянска. Там мы три дня провели в храме, пока не появилась возможность выехать в Запорожье. Когда мы подъезжали к Васильевке, уже стемнело. Вдруг вся колонна свернула с трассы на объездную дорогу. Было страшно от мысли, что мы ехали мимо минных полей. К тому же, в темноте мы увидели какие-то горящие круги на траве, тлеющие деревья. Колонна остановилась. Было непонятно, чего мы ждем. Это был самый страшный момент.
Мне было очень жалко свою кошку. У нас не было переноски, поэтому она четверо суток провела в рюкзаке. Не могла ни погулять, ни нормально поесть. Она всю дорогу плакала, и я вместе с ней. У нее до сих пор стресс: дергается от любого резкого звука.
У меня тоже стресс. Когда за окном проезжает машина, я подбегаю к нему, чтобы убедиться, что это действительно машина, а не танк или самолет. Я ходила к психотерапевту на несколько сеансов, но она сказала, что не сможет мне помочь и направила меня к психиатру. Я сходила к нему на прием, но так ничего и не помогло.
Впереди – неизвестность. Дома нет – возвращаться некуда. И надежды на то, что у меня со временем появится собственное жилье, тоже нет. Живу в чужой квартире, на ее оплату уходит вся пенсия и «переселенческие». Выживаю только благодаря гуманитарной помощи, которую получаю в церквях и в центре ЯМариуполь.